Военное детство ветерана

Картины войны невозможно представить без дрожи и боли в сердце: молодые люди погибали в боях; кровь, дым, пепел, взрывы, руины, в которые превратилась наша Родина, плач матерей и много смертей.

А как жили люди того военного времени? Об этом рассказал писатель, краевед, знаток русской песни, преподаватель музыки В.М. Бойко.

С нескрываемым волнением начинает свое повествование Виктор Моисеевич юнкорам студии «Сюжет» Центра детского творчества, всего тремя словами говорит он о детских годах: «Война, голод и режим».

Начало

Родители родом из Приморского края. Тридцатые годы в историю страны вошли как годы репрессий, которые не обошли и нашу семью. Высылали из обжитого места дважды. Последний раз в 1939 году в Ульчский район, поселок Санники на озере Кизи. Жили в бараке для репрессированных семей. Занимали мы одну комнату с печкой, которую топили два раза в день. Стёкла на рамах были одинарные, поэтому всегда дуло и намораживались большие шапки льда, через которые ничего не было видно на улице. Жили очень бедно и голодно, до 14 лет не видели и не знали, что такое конфеты, яблоки, колбаса, консервы… Мы, дети, спали на полу, укрывшись фуфайками. Отец работал далеко в лесу на лесозаготовках (рубка и валка леса). Выживали, как могли, бабушка, мама и восемь детей (брат и сестра, 1 и 3 года, умерли от голода).

Кушать хочу!

Навсегда врезалась в память картинка военных лет. Я, трёхлетний, плача, прошу: «Я кушать хочу!». А мама и сестренки-школьницы, сами чуть не плача, объясняют мне: «Ничего нет!». «Там, там!» — показываю на шкаф. «Нет там ничего! Посмотри сам». Открываю — пустые полки. Высыхают слезы, но есть-то хочется. Мне дают стакан воды — доступное средство, чтобы ненадолго заглушить голод. Взрослые пили тогда большими кружками, а потом пухли от голода и болели…

Наш быт

Радио вначале было только на столбе возле сельсовета, и мы бежали слушать сообщения Информбюро. Электричества не было, его заменяла пол-литровая банка с керосином, и тоненький фитилёк тускло освещал помещение. В таком полумраке мы делали уроки, читали и писали, что пагубно отразилось в дальнейшем на зрение… После скромного ужина, чтобы сэкономить керосин, тушили светильник. А чтобы не сидеть в темноте и тишине, пели песни. У мамы был хороший голос и слух. Она запевала, а старшие сестры и все мы подхватывали. Пели в основном русские народные песни: «Тонкая рябина», «Коробушка», «Шумел камыш» и другие, а особенно «Раскинулось море широко». Это была самая популярная песня, и мы, мальчишки, горланили её на улице с утра до вечера. Одеты были кто в чем — латаные-перелатаные ботинки и брюки. Поэтому такого понятия как мода среди моих ровесников не было.

Дома, а летом и на улице, все ходили босиком. Собираясь группами, шли по ягоды, за грибами; ловили на удочку пескарей, а сачками мелкую корюшку, из которой готовили суп и котлеты — корюшка летом спасала от голода.

Наши обеды

В голодное летнее время мама и бабушка часто посылали меня в заброшенный огород нарвать «курочки» (трава с широкими мягкими листочками). Я быстро наполнял матерчатую сумочку этой травой и возвращался. Дома с нетерпением ждали «обед». Но вот на столе чугунок с отварными картофельными очистками и «курочкой». Без соли и масла — только трава и очистки. И мы (шесть человек), мал мала меньше, вокруг этого чугунка с деревянными ложками. За столом строгая тишина.

Весной бегали за околицу, «на мыс» и жевали очищенные от коры молодые сладкие веточки ивы. Пробовали мох, подорожник, кислицу, щавель, лебеду. Иногда подбирали у берега мертвую рыбешку, и если была не протухшая, употребляли на обед.

Свободное время

Я любил наше большое и неспокойное озеро Кизи (8 км в ширину и 40 км в длину). Любил кататься на плоту, а затем и на лодке; научился хорошо грести и управлять лодкой, не боялся шторма. Зимой один уходил на лыжах далеко в лес, любовался огромными, покрытыми снежными шапками, елями и лиственницами, изучал на снегу следы зверюшек, пытался ловить зайцев.

Не знаю, откуда появилась в нашей семье старая, без струн, балалайка. Кто-то из взрослых помог натянуть струны из проволоки, и я стал подбирать на слух популярные народные мелодии. Взрослые улыбались, хвалили и говорили: «Какой молодец!».

Кино в клубе было немое, без звука. Кому-то нужно было весь сеанс крутить ручку аппарата с бабиной. Во время замены новой части в зале включался свет. Потом его выключали, и фильм продолжался. Желающих крутить кино было много, хотя эта работа была и нелегкая.

Работа

С раннего детства родители наши (сами большие труженики) приучали и нас, детей, трудиться: пилить, колоть дрова, заготавливать сено, ухаживать за домашним скотом: коровой, козами, курами. Но главное дело было — огород. Картошка — вот что было спасением от голода. Поэтому мотыжить целину, а затем сажать, обрабатывать (полоть) и собирать урожай выходили все, даже старая больная бабушка и мы, дети. Меня брали на огород с семи лет.

Картошку с лесных огородов перевозили в мешках на лодке к нашему бараку. Затем носили понемногу к дому, расстилали на земле, сушили и спускали в подполье. Но все равно этого второго хлеба не хватало до весны.

Очень трудная была работа — заготовка травы для коровы. Её жали серпами в лесу и приносили тяжелыми вязанками на себе. Но молока почти не видели, так как молоко и мясо все обязаны были сдавать государству — в помощь фронту.

Радио

Его провели в наш барак в 1949 году. Это было знаменательное событие для всего поселка. Оно наполнило нашу жизнь и быт новым содержанием. Радио — чёрная тарелка. Я полюбил его сразу, часами слушал театральные и музыкальные постановки. Выучил наизусть все популярные тогда советские песни, музыку из опер и симфоний. Особенно мне нравилась увертюра из оперы «Руслан и Людмила» М. Глинки, его же «Марш Черномора»; «Танец маленьких лебедей» П.И. Чайковского. Когда мне было лет 10, в наш поселок приехал с концертом ансамбль Краснознаменной Амурской флотилии, и я впервые услышал потрясшее меня своей красотой и гармонией профессиональное исполнение хора, баянистов и особенно духового оркестра. Это было потрясающе! Звуки музыки заполнили все вокруг. У всех были радостные и счастливые лица.

Я быстро запоминал музыку, а затем подбирал её на балалайке (гармонь в то время была несбыточной мечтой). Я научил играть на балалайке своих младших братьев. Даже родители обращались ко мне за консультацией. В дальнейшем это обучение игре на музыкальных инструментах стало моей профессией.

Школа

В школу пошел в 1946 году: тряпочная сумка, «новые» (перешитые из чего-то) шаровары и рубашка. Но рубашка обязательно с белым подворотником! В каждом классе было много учеников, в моём — 46. Тетрадей не было, писали на газетах, обрывках оберточной бумаги. «Чернильницы» — из пузырьков из-под марганцовки. Ручки деревянные или просто палочки с привязанными перьями. Учебников тоже не хватало — четыре-пять на весь класс. Столовая или буфет? Об этом никто и не мечтал. Это было из области фантастики. Просто на большой перемене каждый доставал из сумки принесенный с собой кусочек черного хлеба. И все сосредоточенно ели в тишине. Учились старательно, многие (в том числе и я) на «4» и «5».

Уроки физкультуры тогда назывались «Военное дело», которые вел военрук — фронтовой старшина. Он гонял и тренировал нас безжалостно, как солдат на учениях. Десятки раз отрабатывали мы его команды: «Направо!», «Налево!», «Кругом!», «Стать в строй!» и так далее. Мы «штурмовали» укрепления «противника», строили в лесу шалаши и блиндажи, отрабатывали технику ходьбы на лыжах и спусках с гор.

Помню возвращавшиеся домой военные части после разгрома японской Квантунской армии. Уставших, едва державшихся на ногах солдат, совершивших многокилометровый переход из Де-Кастри, через озеро Кизи в наш поселок, разместили в наших бараках. Через день-два они ушли. Затем пришли другие — «рокосовцы». Они долго жили в одной из освободившихся квартир (рядом с нашей). Это были хорошие, спокойные ребята «дембеля».

У нас же долгое время жили два лейтенанта. Они хорошо пели под гитару — были культурные, интеллигентные, образованные. Запомнилась песня, которую они часто пели (услышав, наверное, в Европе), «К нам в гавань заходили корабли». Вообще с приходом военных (а это было очень часто) жизнь в поселке преображалась, оживлялась. Сколько было новостей, случаев, которые, захлебываясь от восторга, обсуждались группами молодых девчат и женщин. Мы, малыши, все это видели и слышали. Настроение у всех было приподнятое, на душе легко и радостно, несмотря на тяжелые материальные условия и трудную работу.

Помню и нескончаемые колонны пленных японцев, которые проходили через наш поселок. Многих из них привлекали к работам в поселке или в лесу, в бригаде моего отца.

Праздники

Основными были тогда 7 ноября, 1 Мая, Новый год и День Победы. По праздникам, когда собирались за столом (обычно в нашей большой квартире) вернувшиеся из далеких лесных делянок мужчины (отцы, старшие братья, мужья родственниц и соседок), мощно и красочно звучал импровизированный русский народный хор. До сих пор слышу это многоголосное, с различными подголосками, пение фактически неграмотных, нигде не учившихся людей. С душой и любовью пели украинские и казачьи «Распрягайте, хлопцы, коней», «Ты гуляй, мой конь», «Ой, ты, Галю» и другие. Вечером мимо нашего барака, по дорожке вдоль озера, ходили молодые парни и девчата, пели под гармошку и балалайки. Было весело, хорошо на душе. Незабываемое время настоящего народного творчества, которое создавало праздник.

Победа

Как ни странно, известие о победе я впервые услышал от нашего поселкового хулигана и драчуна Борьки Кузнецова. Он был старше меня на два года, очень задиристый и очень обижал меня. В тот день была моя очередь идти в магазин отоваривать карточки на хлеб — 200 граммов на человека. Вышел на улицу, а навстречу издалека Борька… Сейчас, думаю, как всегда, бросится на меня с кулаками. Но, поборов робость, иду вперед. Поравнялись, а у Борьки выражение лица какое-то другое, необычное, не страшное. Улыбается и говорит спокойно и доброжелательно: «Витька, победа! Война кончилась!». «Ага, так я тебе и поверил… Зубы заговаривает». Отодвигаюсь от него. А он снова: «Правду говорю! Только что позвонили в контору из Мариинска!». И мы побежали по домам сообщить радостную весть (так победа помирила нас). Что тут началось! Все плакали от радости и обнимались. Обнимали и целовали и мужчин, пришедших с войны инвалидами: кто на костылях, кто без руки, а кто и без ног.

Дорогой Виктор Моисеевич! Ваши воспоминания для нас бесценны. Эти живые рассказы мы не забудем. Огромное Вам спасибо за нашу встречу и за Ваш блестящий мастер-класс игры на балалайке. Мы рады тому, что два дня провели вместе, и хотим Вам сказать: «Мы Вами гордимся и восхищаемся. Через всю свою жизнь Вы, великий труженик, много испытавший в жизни, пронесли свою любовь к Родине, её истории и культуре. У Вас есть чему поучиться!

Ровшан Абдуллаев, Дмитрий Геращенко, юнкоры студии «Сюжет».